— Я бывала на рынке, — буркнула Элина. — Меня там продали слугам Алхоя. Было очень весело.
Ленлин поперхнулся и умолк. Выглядел блондин до того расстроенным, что девушке стало его жаль.
— Ладно, — решила Элина, — пойдем. Только в невольничьи ряды я — ни ногой! И на выстрел не подойду!
— Да я и сам не хожу никогда… Знаешь, есть такой закоулок, даже не в самих рядах, а возле, чуть в стороне. Вообще, там ювелиры торгуют, но в такие дни, как теперь, когда народу много собирается, можно всякую всячину найти. Я как-то забрел, струны искал… веришь, не смог убраться оттуда до самого вечера! Столько разного… Всякие странные вещички, даже старинные, которые сделаны до Повелителя, до Завесы.
— Хорошо, покажешь свой уголок. В конце концов, надо же мне поглядеть, как раамперльский рынок выглядит с другой стороны решетки.
Блондин забросил на плечо ремень лютни, и они отправились. По дороге Ленлин, как обычно, легкомысленно болтал, спутница помалкивала. Несмотря на ранний час, народу в рядах было уже изрядно. Чтобы не потеряться, Элина взяла барда за руку и ощутила на кончиках пальцев Ленлина твердые бугорки, оставленные струнами. Тот шагал, раздвигая толпу и не прекращая болтовни. Молол он, по мнению Элины, всякую чушь, так что девушка не только не отвечала — даже слушала невнимательно. Она не привыкла находиться в шумной толпе, ей было немного не по себе. Вокруг звенел и гудел огромный рынок, звуки, запахи и пестрые пятна вертелись и перемешивались в пеструю круговерть.
А певец ловко продвигался среди беспорядочной суеты, прикрывая лютню локтем, шагать за ним было легко… Наконец они пересекли рынок и вышли к той самой лавке, где Корди продавал изумруд.
Когда начинается сбор урожая, в Раамперле сходятся самые разные люди, это, в самом деле, напоминает ярмарку, и купцы предлагают различные товары, в том числе занятные, странные вещички, которых обычно не встретить на рынке. Ювелир, с которым имел дело Корди, хотя и считал себя человеком серьезным, в такое время выносил на улицу перед лавкой стол, на котором раскладывал всевозможную дребедень, разнообразное барахло, какое иногда приходится покупать вместе со стоящим товаром. У него за год собирались безделушки, странные, бесполезные вещички, их мастер не считал возможным предлагать постоянным клиентам.
То, что неуместно в обычный день, позволительно на ярмарке. Элина приметила среди медных ложек, подсвечников да старых заржавленных замков книгу в обгорелом переплете и, выпустив ладонь Ленлина, подбежала поглядеть.
Книга была старая, хотя она недолго пробыла в огне, успела существенно пострадать, обложка оказалась совсем испорчена и недоставало кусков страниц. Ленлин подошел следом и заглянул через плечо девушки.
— Ты интересуешься книгами? Что это? Роман? Или баллады?
— Это история Круга, — пояснила Элина. — Или что-то похожее. Ох, как же долго я книг в руках не держала… Погоди, дай хотя бы полистаю.
— Так если тебе хочется, можно купить. Придем в «Большую кружку», и листай, сколько угодно.
— Она, наверное, дорогая…
Элина накануне отобрала у спутника кошелек с мелочью, потому что сочла блондина чересчур легкомысленным, чтобы доверить ему деньги. Тот не возражал — он и в самом деле относился к наличности очень легко, тратил, не задумываясь, сколько бы ни оказалось под рукой.
Из лавки вышел хозяин. Улыбнулся.
— Желаете приобрести книгу? Странный выбор для красивой девы. Возможно, вас заинтересуют серьги с бирюзой? И колечко подберем подходящее. Тогда лучше зайти внутрь, почтенные, — мужчина указал свое заведение. — А здесь у меня только эти странные безделушки.
— Не нужны мне серьги, — отрезала Элина, — и вообще, я думала полистать… разве нельзя просто глянуть?
— Мы желаем купить книгу, — твердо сказал Ленлин. Должно быть, ему захотелось порадовать девушку. — Сколько хотите за нее?
Ювелир испустил тяжелый вздох.
— Она выглядит скверно, но вещь дорогая, старинная. Написана вскоре после низвержения Повелителя Тьмы, сейчас таких не сыскать, за ними Орден охотится. Здесь собраны все пророчества, которые…
— А страниц не хватает, — перебила Элина, — и обгорела вся!
— Вот и предлагал серьги, они будут в полном порядке, не обгорелые. — Ювелир попытался улыбнуться. — Зайдем в лавку, я покажу настоящий товар.
— Мы хотим это, — повторил Ленлин. При чудовищном легкомыслии он умел быть упрямым.
— Я не набиваю цену, — продавец вздохнул, — но это вещь для любителя, для того, кто понимает. Я выменял ее в обители. Монахи переписали и, разумеется, обгоревшие места дополнили так, как считали верным. А здесь — истина! Обгорелая, изодранная, зато не подмененная монахами. Я прочел и…
— Истина? Истина — это то, чему верят люди! — возразил блондин. — Если монахи переписали, значит, истина теперь такая, как они сделали.
— Ты что же говоришь? — Элина сделала круглые глаза.
— То и говорю. Вот я сочиняю песни, народ слушает, верит и признает истиной то, что спел, ясно?
Элина фыркнула:
— Это не истина, а чушь!
Ювелир был с ней согласен:
— Вот поэтому я и ценю дорого такую книгу, в которой…
— Назовите сумму, почтенный! — потребовал поэт.
— Шесть рейкеров. Я же говорил, вещь для того, кто знает ей цену.
— Шесть так шесть, — Ленлин тряхнул кудрями.
Девушка потянула его за рукав: «У нас столько нет!»
— Нет, так будут!
Блондин проворно расшнуровал лютню и развернулся — теперь он стоял спиной к лавке и столу перед ней, а лицом — к прохожим.