Могила повелителя - Страница 55

Наверное, самое интересное произойдет на севере… верней, в северо-западной четверти Круга — там сошлись два великих воинства: армия Лорда Тьмы Ройнгарда Железной Руки и добрые братья вместе со всеми, кто отозвался на призыв Дома Света. А если Архольд упустит собирателя по имени Корди — наверняка тот также отправится на северо-запад. К Лажвашу Моровой Язве.

Бремек велел оседлать смирную лошадку и сказал докторам, что хочет немного размяться. Ничего серьезного — постреляет кроликов и вернется к ужину. Немного свежего воздуха, любимое развлечение — это же на пользу выздоравливающему, верно? Он даже взял охотничий рычажный арбалет — дурацкое оружие, но способное пробить кольчугу и с десяти шагов. Лекари вышли проводить, наговорили на прощание тысячу дурацких советов и убедились, что уезжает Бремек налегке. Они, разумеется, не могли видеть в седельной суме туго набитого кошелька. Все необходимое ловчий решил купить по дороге — оружие, теплую одежду… Денег у него было довольно, прежде Архольд щедро награждал сподвижника, а тратить Бремеку не приходилось, его потребности оставались более чем скромными.

Уезжая, добрый брат не оглядывался. Ему опостылел Орден, служба и прежняя жизнь. Он хотел поглядеть на Круг, узнать его заново. И еще он хотел бы уразуметь, за что его били… Сон с избиением на раамперльской улице не оставлял ловчего, едва ли не каждую ночь Бремек видел тяжелый грязный башмак, а за ним — опухшую мерзкую харю, обрамленную клочковатой бородой. Иногда лицо проступало отчетливо, иногда было плохо различимо, но человека этого охотник не помнил.

Бремек всегда оставался равнодушен к людям и искал в их чертах сходство с животными. Видимо, здесь и крылась причина его ревности к Феттаху. Они оба видели в людях звериное начало. Звери не стали бы нападать на Бремека в Раамперле, а люди едва не прикончили — там, на городской окраине. Почему? Возможно, чтобы узнать причину, следовало поглядеть на людей не с высокого седла орденского рыцаря?

Когда барду вывернули руки за спину и стали обматывать веревкой запястья, Элина вдруг очень отчетливо поняла: теперь будет очень плохо. Вот именно сейчас, с этого мига — теперь будет все хуже и хуже… и ничего не поможет. Она сделал отчаянную попытку вырваться, но теперь и ее держали крепко.

— Но мы, правда, ничего не можем сказать! — завопила девушка. — Мы не видели Корди уже давно! Мы не знаем! Ну… ну, как же так…

— Лучше отвечайте сразу, и я вас отпущу, едва мы найдем Корди, — заявил Архольд.

— Мы не знаем, не знаем, не знаем!.. — выкрикивала Элина, и по ее щекам покатились слезы.

— Он не поверит, — с трудом выговорил быстро распухающими губами Ленлин.

— Не поверю, — согласился магистр. — Вы знаете, где прячется собиратель, выдайте его — и можете проваливать. Вы мне не нужны. Ну? Не хотите по-хорошему? Начинай!

Двое орденских потянули веревки, Ленлин приподнялся на носки. Ему пока еще не было больно по-настоящему, но, вероятно, это входило в намерения палачей. Добрым братьям, в общем-то, претило насилие, и если бы оказалось возможно обойтись запугиванием — Архольд был бы доволен. Поэтому он нарочито разыгрывал бездушного злодея, чтобы жертвы скорей сломались и не пришлось впрямь доходить до крайностей.

— Достаточно, — махнул рукой Архольд, — закрепите веревку, пусть он так повисит, поразмыслит о всякой… всякой поэзии. А мы пока поговорим с сообщницей собирателя. Давайте ее сюда, поближе.

— Не трожьте ее! Не смейте! — прохрипел Ленлин, но от рывков веревка лишь затянулась туже, и поэт беспомощно закачался в неудобной позе. Мужчина со шрамами ударил его кулаком под дых — совсем не сильно, просто потому что так было нужно. Такая работа.

Потом добрый брат подошел к камину, склонился над углями и засунул кочергу поглубже в жар. Раскаленная зола зашипела, выстрелив ворох оранжевых искорок.

Элину подтащили к столу.

— Ну… — начал Архольд.

Тут в дверь сильно заколотили. Все, кто был в помещении, семеро братьев в белом и двое следопытов Бремека, обернулись к входу. Стук повторился.

— Эй вы, а ну-у, отдайте мою книгу-у-у! — прозвучал ломкий мальчишеский голосок, приглушенный дверью. — Книго-у моего Лорда-у!

— На ловца и зверь, — протянул старший следопыт. — Добрый Архольд, это, должно быть, тот самый пацан, что сбежал нынче.

Младший охотник пошевелил носком сапога кучу одежды, подобранной во дворе, где волчонок обернулся зверем.

— Май, уходи! Беги! — отчаянно завизжала Элина, но крик захлебнулся, широкая ладонь орденского брата легла на лицо и приглушила крик.

— Отворите, — кивнул магистр.

Один из братьев отодвинул засов, распахнул дверь и отступил. В полумрак ворвался дневной свет.

На пороге стоял мальчишка, почти голый. Весь наряд его состоял из повязки на бедрах и ремней, перекрещивающихся на груди. Торс волчонка был обильно заляпан красным. Май сделал шаг и протянул окровавленную руку:

— Книгоу-у мне!

Все смолкли, разглядывая гостя. За дверью должны были находиться добрые братья, две дюжины. Но в дверном проеме стоял лишь подросток.

Старший охотник ткнул локтем приятеля:

— Ты узнаешь? Волчок!

— Знакомый? — обернулся магистр.

— Породу эту знаем, а как же. Это, добрый Архольд, волк. Оборотень из Феттаховых отродий! Он же волком перекинулся, так и ушел от нас поутру… а я-то думал, как сумел?..

— Оборотень? — магистр с любопытством оглядел паренька. — Значит, книгу тебе? Книгу Повелителя Зверей?

Май сделал еще шаг. На фоне яркого прямоугольника входа его тщедушная фигурка смотрелась совсем тоненькой.